Родился Владимир Семёнович Высоцкий 25 января 1938 года в г. Москве. Первые годы своего детства жил с матерью Ниной Максимовной, первой женой своего отца. Какими были эти годы? Как у всех детей довоенного времени: коммунальная квартира с множеством соседей, а потому с массой впечатлений, самые скромные игрушки. Затем война.

Два года жил Высоцкий с матерью в эвакуации. Отец присылал им деньги, но все ровно им жилось трудно. Первые впечатления от жизни мальчик получил не  очень радостные. От отца он перенял характер, внешнее сходство и походку. А их голоса при разговоре по телефону путали даже самые близкие родные и друзья.

    В молодости его отец немного занимался игрой на фортепиано, правда, дальше азов не пошел. А вот петь песни, например, Вертинского, Дунаевского и другие  популярные в народе мелодии очень любил. Много лет спустя в одном из эпизодов фильма «Место встречи изменить нельзя» Володя спел песню Вертинского точно в отцовской манере и потом  допытывался, узнал ли отец себя. Узнал, конечно... Его отец родом из Киева. Жизнь у его отца с матерью не сложилась. И семья решила: сын будет жить у отца. Володя приехал к отцу в январе 1947 года, и его вторая жена, Евгения Степановна Высоцкая - Лихалатова, стала для него на многие годы второй матерью.
    Уже в детстве в его характере ярко проявилась доброта. Эта черта сохранилась в Высоцком на всю жизнь. Будучи взрослым, разъезжая по стране или бывая за границей, он привозил кучу подарков родным, друзьям. А если подарков не хватало отдавал то, что было куплено себе. Любил радовать людей, делать им приятное.
Друзья и товарищи вспоминают, что Высоцкий был не только добрым, но и очень ласковым и даже нежным. Он уважал старших, был преданным и верным в дружбе, тактичным и воспитанным. В этом немалая заслуга Евгении Степановны - она с детства воспитывала в нем эти замечательные человеческие качества.

Среди многочисленных бардов Владимир Высоцкий до сих пор остается немеркнущей звездой. Интерес к авторской песне у Высоцкого пробудился после знакомства с творчеством Булата Окуджавы, которого Владимир Семенович считал своим учителем. Позже он напишет "Песню о Правде и Лжи", посвященную Окуджаве.

Владимир Высоцкий всегда не терпел несправедливости, не выносил равнодушия людского, буквально лез на рожон, если видел, что обижают слабого. Не раз приходил с синяками из-за этого. Книгу Володя полюбил очень рано. Читал днем, читал ночью, под одеялом светя себе фонариком... Любил пересказывать прочитанное. Память у него была блестящая. Мог с одного прочтения запомнить стихотворение. За какой-то час выучивал поэму. В школе учился хорошо, но не ровно.

Песни Высоцкого принято делить на циклы: военный, горный, спортивный, китайский... Надо было прожить несколько жизней, чтобы прочувствовать все персонажи, обрисованные в песнях. Фронтовики, слушавшие его песни о войне, были уверены, что он лично пережил все то, о чем писал в песнях. Люди, слушавшие его песни "с криминальным уклоном", были уверены, что он сидел. Моряки, альпинисты, шоферы - дальнобойщики - все считали его своим. В каждой песне была правда жизни.
     Сам Высоцкий так говорил об авторской песне: "Я хочу сказать и заверить, что авторская песня требует очень большой работы. Эта песня все время живет с тобой, не дает тебе покоя ни днем, ни ночью."

В Большом Каретном, местечке где они жили с отцом, прошли годы его отрочества, здесь он учился в средней школе с 5-го но 10-й класс, здесь «познал» жизнь двора и подсмотрел многих персонажей своих весен, особенно ранних.
     «Черный пистолет» — это трофейный «вальтер» его отца. Высоцкий как-то его обнаружил и играл «в войну» до тех пор, пока Евгения Степановна, опасаясь  возможных неприятностей, не разобрала и не выбросила пистолет. Большой Каретный Володя не забывал никогда.

В 1956 году в Школе-студии МХАТ Володя познакомился с Изой Жуковой, которая там училась на третьем курсе, то есть на два курса старше его, а весной 1960  года, в год окончания им школы-студии, они стали мужем и женой. Жили очень дружно, но позже, работая в разных городах, расстались. В конце 1961 года— на съемках фильма «713-й просит посадки»— Володя встретился с будущей матерью двух своих сыновей Людмилой Абрамовой, с которой в 1965 году официально оформил брак.
Владимир был целеустремленным человеком, подходил к себе очень требовательно, трудился, что называется, на износ. Он обладал удивительной памятью, это помогало ему в учебе и в дальнейшем — в его поэтическом и артистическом творчестве.
В детстве у Володи со здоровьем было не все гладко. Врачи обнаружили шумы в сердце… Хотя в 16 лет они и сняли его с учета, но посоветовали беречь себя, уходить от лишних волнений.

А потом пришла Любовь. Марина Влади вошла в его жизнь в 1967 году. Высоцкий влюбился в нее после просмотра кинофильма "Колдунья". Он смотрел фильм  по нескольку раз в день, мечтал о встрече многие годы. И вот, наконец, она состоялась. Первое знакомство произошло в ресторане ВТО - Высоцкий пришел туда после спектакля. "Краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий, плохо одетый молодой человек. Я мельком смотрю на него, и только светло- серые глаза на миг привлекают мое внимание. Но возгласы в зале заставляют меня прервать рассказ, и я поворачиваюсь к нему. Он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы. Я знаю, что это - ты", - так описывает свое первое знакомство с Высоцким Марина Влади. Через несколько лет они поженились.
Марина Влади была с ним рядом двенадцать лет. "Я жив, двенадцать лет тобой храним..." - успеет написать он на обратной стороне телеграфного бланка. И все эти годы Марина Влади пыталась замедлить бешеный ритм жизни Высоцкого.
У Владимира Высоцкого выросли два прекрасных сына. Они тоже люди творческих профессий. Старший— Аркадий, окончил сценарный факультет ВГИКа, младший— Никита, пошел по стопам отца: окончил театральную студню МХАТа, а после возвращения из армии работал в молодежной студии театра «Современник».

Результат его короткой, но непростой жизни, его одержимого труда— его наследие... Когда готовился к изданию первый сборник стихов «Нерв», то насчитали свыше шестисот стихотворений. Возможно, их отыщется больше.
Вот что писал Роберт Рождественский в предисловие к сборнику стихов «Нерв»:
"Эта книга – не песенник. Хотя, составляя ее и перечитывая стихи Владимира Высоцкого, я все время слышал его голос. За каждой строкой слышал, за каждым словом. И даже тогда, когда встречались абсолютно незнакомые стихи, все равно где-то далеко в глубине возникала и звучала мелодия. И голос Высоцкого звучал, голос, который продолжает жить… Давно уже замечено, что когда умирает известный человек, то число его «посмертных друзей» сразу же начинает бешено расти, в несколько раз превышая количество друзей реальных, тех, которые были при жизни. И объяснить это явление, в общем-то можно: ведь всегда находятся люди, жаждущие погреться в лучах чей-нибудь славы – хотя бы и посмертной. Тем более что обладатель этой славы уже не в силах никому возразить, не в силах что – либо опровергнуть. Поэтому и витийствуют в табачном дыму застолий новоявленные «близкие друзья» и «закадычные приятели», поэтому они и «вспоминают»: «Шли мы как-то с Владимиром Высоцким по Басманной…», или: «Забегаю это я однажды к Высоцкому, а он мне говорит…», или – еще хлеще: «А с Володькой мы были – водой не разольешь!..». Я знаю, как много таких «вспоминателей» объявилось теперь у Высоцкого. Ну да бог с ними, пусть потешаться!..
Я – не о них. Я – о том, что у Высоцкого и у его песен и в самом деле великое множество истинных, серьезных друзей! Тех самых друзей, ради которых он работал и для которых жил. Наверное, у каждого человека, знакомого с песенным творчеством Владимира Высоцкого, есть, так сказать, «свой собственный Высоцкий», есть песни, которые нравятся больше других. Нравятся потому, что они чем-то роднее, ближе, убедительнее. «Свой Высоцкий» есть и у меня. Был такой вроде бы неплохой фильм – «Вертикаль». Был и прошел. А песни, написанные Высоцким для этого фильма, остались. Были еще фильмы, были спектакли, которые «озвучивал» Высоцкий, и очень часто песни, созданные им, оказывались как бы на несколько размеров больше самого фильма или спектакля. Каждый раз у этих песен начиналась своя отдельная (и очень интересная!) жизнь. Они сразу же шли к людям, шли, будто бы минуя экран или сцену. И особенно ясно это понимаешь, когда вслушиваешься в песни, написанные Владимиром Высоцким о войне…

Почему все не так?
Вроде все как всегда:
То же небо, опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, – не про то разговор,
Вдруг заметил я: Нас было двое…
Для меня словно ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих…
Все теперь одному, только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.

На мой взгляд, песня «Он не вернулся из боя» – одна из главных в творчестве Высоцкого. В ней, помимо интонационной и психологической достоверности, есть и ответ на вопрос: почему поэт, человек, который по своему возрасту явно не мог принимать участия в войне, все - так пишет о ней, более того – не может не писать? Все дело в судьбе. В твоей личной судьбе, которая начинается вовсе не в момент рождения человека, а гораздо раньше. В личной человеческой судьбе, которая никогда не бывает чем-то отдельным, обособленным от других людских судеб. Она, твоя судьба, – часть общей огромной судьбы твоего народа. И существуешь ты на земле, продолжая не только собственных родителей, но и многих других людей. Тех которые жили до тебя. Тех, которые когда-то защитили твой первый вздох, первый крик, первый шаг по земле. Песни Высоцкого о войне – это, прежде всего, песни очень настоящих людей. Людей из плоти и крови. Сильных, усталых, мужественных, добрых. Таким людям можно доверить и собственную жизнь, и Родину. Такие не подведут.

Сегодня не слышно биенья сердец.
Оно для аллей и беседок.
Я падаю, грудью хватая свинец,
Подумать успев напоследок:

«На этот раз мне не вернуться.
Я ухожу – придет другой.
Мы не успели, не успели, не успели оглянуться,
А сыновья, а сыновья уходят в бой».

Именно так и продолжается жизнь, продолжается общая судьба и общее дело людей. Именно так и переходят от родителей к детям самые значительные, самые высокие понятия… У Владимира Высоцкого есть песни, которые чем-то похожи на роли. Роли из никем не поставленных и – более того – никем еще не написанных пьес. Пьесы с такими ролями, конечно, могли бы быть написаны, могли бы появиться на сцене. Пусть не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Но дело в том, что ждать до завтра Высоцкий не хотел. Он хотел играть эти роли сегодня, сейчас, немедленно! И поэтому сочинял их сам, сам был режиссером и исполнителем. Он торопился, примеряя на себе одежды, характеры и судьбы других людей – смешных и серьезных, практичных и бесшабашных, реальных и выдуманных. Он влезал в их заботы, проблемы, профессии и жизненные принципы, демонстрировал их способ мыслить манеру говорить. Он импровизировал, увлекался, преувеличивал, был дерзок и насмешлив, дразнил и разоблачал, одобрял и поддерживал. И причем все это он делал так талантливо, так убедительно, что иные слушатели даже путали его с теми персонажами, которых он изображал в своих песнях. Путали и – восторгались. Путали и – недоумевали. А Высоцкий вроде бы и не обращал на это никакого внимания. Он снова и снова выходил на сцену, продолжая сочинять и петь свои – всегда неожиданные, разноплановые, злобные – «песни – роли». И в общем-то это уже были не роли, а скорее, – целые пьесы со своими неповторимыми характерами, не придуманными конфликтами, точно выстроенным сюжетом. Исполняя их, Высоцкий мог быть таким грохочущим, таким штормовым. И бушующим, что людям, сидящим в зале, приходилось, будто от сильного ветра, закрывать глаза и втягивать головы в плечи. И казалось: еще секунда – и рухнет потолок, и взорвутся динамики, не выдержав напряжения, а сам Высоцкий упадет, задохнется, умрет прямо на сцене… Казалось: на таком нервном накале невозможно петь, нельзя дышать! А он пел. Он дышал. Зато следующая его песня могла быть потрясающе тихой. И от этого она еще больше западала в душу. Высоцкий только что казался пульсирующим сгустком нервов, вдруг становится воплощением возвышенного спокойствия, становился человеком, постигшим все тайны бытия. И каждое слово звучало по-особому трепетно:

Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу – и, значит, я люблю!
Я люблю – и, значит, я живу!

Высоцкий пробовал себя в разных интонациях, он искал для своих «пьес» все новые и новые краски, новые детали, и поэтому его песни имеют несколько авторских вариантов, изменений, сокращений. И в этом – тоже он, Высоцкий, – его натура, его неудовлетворенность собой, его способ творчества. Можно сказать, что дверь в его «творческую лабораторию» была постоянно распахнута. Он был весь на виду. Со всеми своими удачами и неудачами, находками и проколами, сомнениями и убежденностью. Он написал много песен. И, конечно, не все они ровные. Но это всегда неровность дороги, ведущей к постижению истины, к открытию людей и, значит, – к открытию самого себя. Он никогда не пел свои песни свысока, никогда не стоял над зрителями, над слушателями. И эстрада (впрочем, также, как и сцена и съемочная площадка) была для него не пьедесталом, а местом, откуда его просто-напросто лучше видно и лучше слышно. А еще она была местом его работы. Работы – с полной отдачей. На износ. Всегда и во всем… Много раз я слышал, как его песни исполняли и другие порою очень хорошие певцы. Не могу сказать, что эти певцы недостаточно старались. Нет, они вкладывали в каждую песню все свое умение, весь свой темперамент и опыт! А песня всё равно получалась какой-то другой, разученной, вероятно на прокат. Она – будто одежда с чужого плеча – то морщила на спине, то жала в груди, а то вообще расползалась по швам. И дело тут даже не в своеобразной исполнительской манере Высоцкого. Ведь в конце концов любую манеру можно скопировать.
Манеру можно, а душу – нельзя… Он был невероятно популярен. Достать билет на его выступление было намного труднее, чем «пробиться» летом в сочинскую или ялтинскую гостиницу. Но если для нормальных людей Владимир Высоцкий был своим, был близким, необходимым и любимым актером, то для мещанствующих снобов он, прежде всего, был «модным». Я ненавижу публику так называемых «престижных» премьер. Не всю, конечно, публику, а ее самодовольную (кстати, не такую уж и малочисленную) – снобистскую часть. Ненавижу типов которые появляются на премьерах вовсе не потому, что в каждом первом спектакле (или концерте) есть, как в рождении ребенка, какая-то щемящая торжественность, соединение боли и радости, достигнутого и недостижимого. Нет, быть на премьере – для снобов не самое главное, для них главное – попасть туда! Попасть, чего бы это ни стоило, «отметится», хотя бы только для того, чтобы после обзвонить «не попавших»: «Как, вы не были?! Ну-у, многое потеряли!.. Там была такая-то с таким-то… И это был… И та… Нет, честное слово, жалко, что вас не было! Мы, например, всегда ходим…» Именно такие мещанствующие снобы распускали о Высоцком нелепые, почти фантастические сплетни и слухи, и в то же самое время заискивали и лебезить перед ним. О, как им хотелось, чтобы он – Высоцкий – стал бы для них «своим в доску», «рубахой-парнем», закадычным «дружком-приятелем»! А он ненавидел мещан. И снобов – презирал. Любых. Недаром у него есть горькая и злая песня, которая заканчивается такими словами:

Не надо подходить к чужим столам,
И отзываться, если окликают.

Однако когда Владимира Высоцкого окликали не снобы, а люди – просто люди, – он поворачивался к ним охотно, поворачивался всем корпусом и отзывался всем сердцем! Вспомните, к примеру, его «сказочные песни». Те самые, которые он писал для «Алисы в стране чудес», для кинофильма «Иван да Марья» и просто так – для себя. Дети, общаясь со взрослыми, моментально распознают, кто из взрослых с ними – на равных, а кто только «прикидывается» ребенком. Так, вот сочиняя свои «детские сказочные песни», Владимир Высоцкий ребенком никогда не прикидывался. Он просто был им. За хриплым напряженным голосом и жесткой манерой пения до поры до времени скрывалась восторженная и добрая ребячья душа, прятался человек, гораздый на выдумку и озорство, умеющий верить в чудо и создавать его…

Догонит ли в воздухе, или шалишь,
Летучая кошка летучую мышь?
Собака летучая – кошку летучую?…

Эти «вечные вопросы» детства задает себе Алиса, и слезы ее текут конечно же – в «слезовитый океан»… А вот как трогательно и вместе с тем категорично звучит серенада влюбленного соловья-разбойника из другой – более взрослой – сказки:

Входи, я тебе посвищу серенаду,
Кто тебе серенаду еще посвистит?
Сутки кряду могу до упаду,
Если муза меня посетит.

Я пока еще только шутю и шалю.
Я пока на себя не похож,
Я обиду стерплю,
Но когда я вспылю,
Я дворец подпалю,
Подпилю,
Развалю,
Если ты на балкон не придешь…

Ну, кто, по-вашему, сможет устоять перед такими доводами влюбленного? Да никто на свете!.. В одной из «сказочных песен» Высоцкий задает вопрос, удивительный по своей «детскости» и мудрости:

…что остается от сказки потом,
После того, как ее рассказали?…

А действительно – что? Могу сказать: когда я впервые услышал эти песни, у меня долго не проходило какое-то особенное ощущение свежести, улыбки, доброты. И я еще больше поверил в истину: даже тогда, когда в начале сказки все «страшно, аж жуть!», в конце ее все страхи обязательно исчезают, там непременно светит солнце, и торжествует добро! Так что, после того как сказку рассказали, остается многое. В том числе и чисто профессиональное уважение к Высоцкому. Ведь по этим стихам видно, как радостно он работал над ними, буквально «купаясь» в тьме! Я даже вижу, как он улыбается, записывая лихие, частушечные, виртуозно сделанные строки:

Много тыщ имеет кто
Тратьте тыщи те.
Даже то, не знаю что,
Здесь отыщите…

Так поют скоморохи на сказочной ярмарке. А вот как начинается песня царских глашатаев:

Если кровь у кого горяча,
Саблей бей, пикой лихо коли.
Царь дарует вам шубу с плеча
Из естественной выхухоли…

Такого раскованного и – одновременно – точного обращения со словом, непринужденного владения разговорными интонациями в стихах добиться очень трудно.
А Высоцкий добивался. Но он умел быть не только добрым. И не только покладистым. Когда некоторые «весьма специфические» зарубежные доброхоты пробовали его «на излом», то Высоцкий, оставаясь самим собой, разговаривал с ними жестко и однозначно. Родину свою в обиду он не давал никому. Помню, как в октябре 1977 года группа советских поэтов приехала в Париж для участия в большом вечере поэзии. Компания подобралась достаточно солидная: К. Симонов, Е. Евтушенко, О. Сулейменов, Б. Окуджава, В. Коротич, М. Сергеев, Р. Давоян. Был в нашей группе и Владимир Высоцкий. Устроители вечера явно сэкономили на рекламе. Точнее, она отсутствовала напрочь! И конечно же нам говорили: «Стихи?! в Париже?! абсурд!.. вот увидите – никто не придет!..» Мы увидели. Пришли две с половиной тысячи человек. Высоцкий выступал последним. Но это его выступление нельзя было назвать точкой в конце долгого и явно удлинившегося вечера. Потому что это была не точка, а яростный и мощный восклицательный знак!.. Так кем же он все-таки был – Владимир Высоцкий? Кем он был больше всего? актером? поэтом? певцом? Я не знаю. Знаю только, что он был личностью. Явлением. И факт этот в доказательствах уже не нуждается… Высоцкий продолжает свою жизнь. Его сегодня можно услышать в городских многоэтажках и сельских клубах, на огромных стройках и на маленьких полярных станциях, в рабочих общежитиях и в геологических партиях. Вместе с нашими кораблями песни Высоцкого уходят в плаванья по морям и океанам нашей планеты. Вместе с самолетами взмывают в небо. А однажды даже из космоса донеслось:

Если друг оказался вдруг
И не друг и не враг, а так.
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош.
Парня в горы тяни – рискни.
Не бросай одного его.
Пусть он в связке одной с тобой.
Там поймешь, кто такой…

Эту песню пел звездный дуэт космонавтов в составе В. Коваленка и А. Иванчекова. И надо сказать, что здесь все было на высоте – и песня, и исполнение!..
Лучшие песни Владимира Высоцкого – для жизни. Они друзья людей. В песнях этих есть то, что может поддержать тебя в трудную минуту, – есть неистощимая сила, непоказная нежность и размах души человеческой. А еще в них есть память. Память пройденных дорог и промчавшихся лет. Наша с вами память…

…но кажется мне, не уйдем мы с гитарой
На заслуженный, но нежеланный покой…

Правильно написал! "

25 июля 1980 года. Высоцкого хоронила, казалось, вся Москва, хотя официального сообщения о смерти не было - в это время проходила московская Олимпиада.
Только над окошком театральной кассы было вывешено скромное объявление: "Умер актер Владимир Высоцкий." Ни один человек не сдал обратно билет - каждый хранит его у себя как реликвию...
"Кому сказать спасибо, что - живой!" - написал Высоцкий в своем известном стихотворении. Высоцкий жив и сегодня, благодаря людской памяти, питавшейся и питающейся по сей день его стихотворениями, драматургическими произведениями, киноролями, песнями.